Сидим мы с Петровичем как-то на нашем дачном пруду, карасиков ловим. Пивко пьем, беседуем ни о чем, тишина, красота. Тут сынок его, Сашка, кричит издали: "Петрович! Мамка просила ей позвонить!" У Сашки уж свои дети. Пацану лет пять. Петрович иногда берет внука на рыбалку. "Ладно!" - лениво так отвечает Петрович. Но звонить никуда не торопится.  
- А чего, - спрашиваю я. - Сашка тебе не родной, что ли? 
- Чего это? - удивляется Петрович.  
- Ну, вот он тебя Петровичем зовет. Мамку - мамкой. А тебя - Петровичем...  
- А-а-а... Ну, это старая история, - говорит Петрович. И, подумав, рассказывает.  
Лет двадцать назад, когда Сашке было как раз лет пять, то есть, как сейчас внуку, работал Петрович в конторе крупного завода. То ли главным инженером, то ли главным технологом. Квартиру еще не получили и жили в малосемейке возле завода. Санька к отцу на работу частенько прибегал, сидел в кабинете, играл во всякие разные интересные игрушки, которые взрослые почему-то называли образцами продукции. Естественно, что в конторе Саньку все знали. И на проходной.  
Как-то раз, придя в кабинет к отцу, он его там не застал. Отец был на территории. Санька на территории ни разу не был и решил этот пробел восполнить. Видимо, ему казалось, что стоит выйти за проходную, как отец там и обнаружится. На вахте его, конечно, не пропустили, и он спокойно прошел в расположенную рядом дырку в заборе, которой пользовалась половина завода.  
О том, что территория завода настолько огромна, Сашка не подозревал. Он спокойно дошлепал до первого цеха и шагнул внутрь. Цех испугал его размерами, шумом, огромными машинами, которые работали сами по себе, и безлюдьем. Сашка чуток прошел между машинами и напрочь потерял ориентацию в пространстве. Потом он несколько раз тихонько позвал папу, потом в голос заревел.  
На рев сбежалось несколько работников цеха. Они мальца попытались успокоить, но он только громче выл, упирался и кричал: "Па-па!" Чей ребенок - никто не знал. На вопрос: "Ты чей?" - уверенно отвечал сквозь слезы: "Папин!" Оставлять мальца в цеху было нельзя. Идти куда-то с незнакомыми мужиками в грязных спецовках Санька напрочь не хотел, и при попытке взять его за руку плач превращался в форменную истерику. Но тут на общее спасение в цех случайно зашла Муза Николаевна.  
Муза Николаевна, женщина преклонных лет, всю жизнь проработала на заводе, а последние лет десять была секретарем директора. Твердой рукой рулила хозяйством, знала всех и вся, и тот же Петрович, пришедший когда-то на завод пацаном на должность ученика слесаря, хоть и вырос в большие начальники, Музу Николаевну побаивался. Как, собственно, и все остальные три тысячи работников завода, включая директора.  
Санька был, наверное, единственным, кто Музу Николаевну не боялся. А даже наоборот. Поэтому работники сразу разбежались по своим местам. От греха. И Музе Николаевне предстала та же сюрреалистическая картина - плачущий и зовущий папу одинокий ребенок посреди огромного цеха. Даже она от этой картины слегка растерялась. И запричитала: "Ой! Етишкина жисть! Папу он зовет. Ну, хто ж тут знает - кто твой папа? Ну, хто ж так зовет? Ну, хто ж тебя услышит? Вот, смотри, как надоть!" 
Муза Николаевна выпрямилась во весь рост, набрала полные легкие, и над территорией цеха, перекрывая шум машин, поплыл рев: "Петро-о-ович! В рот тебе кочерыжку! Ты где-е-е, разъетить твою налево?!" 
Сашка перестал плакать и открыл рот. И - о, чудо! Откуда-то из глубины цеха раздался голос отца: "Ну, что стряслось, Николавна?" 
Муза Николаевна еще раз набрала воздуха и протрубила: "Бежи быстрей сюда, гадский папа!" 
Спустя несколько дней, когда инцидент был благополучно забыт, у Петровича в доме собралась большая шумная компания друзей и сослуживцев. Отмечали какой-то праздник. В разгар веселья Петрович вышел на кухню за разносолами и там застрял. На призывы жены и гостей: "Петрович! Водка греется!" - не реагировал. И тогда Санек, уплетавший тут же праздничный обед, оторвался от процесса и авторитетно заявил: "Папку так не зовут, - добавив почему-то - Етишкина жисть!" "О! - отреагировали гости - А как же зовут?" 
Польщенный вниманием, Сашка встал, сглотнул, набрал побольше воздуха, и заорал так, что у гостей заложило уши: "Петло-о-ович! В лот тебе кочелыжку! Бежи быстрей сюда, гадский папа!" Гости смеялись до слез и аплодировали. Растерянный Петрович стоял в дверях.  
С тех пор Санька отца иначе как Петровичем не называл. Хорошо, что удалось отучить от всего остального.  
- Вот такие пироги. - Завершил рассказ Петрович, вытащив очередного "пятачка". Потом добавил: - Он даже когда письма из армии писал, начинал так: "Здравствуй, мама! Петровичу - привет!" 
Мы открыли еще по пиву, и каждый задумался о своем, глядя на поплавки. И разом вздрогнули от внезапно раздавшегося сзади звонкого детского крика: 
- Петло-о-ович! В лот тебе кочелыжку! Ты почему бабушке не позвонил? Она лугается!

Следим за модой, не отстаем

🤔это где такое чудо купить?

У нас рядом с домом тц 😀